Филолог НГТУ НЭТИ проанализировал для «КП-Новосибирск» современные хиты о любви

Ровно год назад новость о расставании Ольги Бузовой и ее жениха Давида Манукяна облетела весь интернет. В своих сторис Ольга заявила, что Дава поднимал на нее руку, и попросила подписчиков отписаться от него. И что любопытно, у парочки синхронно вышли песни о любви, пусть и несчастной, которые потом покорили всевозможные чарты.

Дава спел бросившей его Ольге:

Обновила плейлист,

Ты обнулила нас.

Мой старый плеер завис,

Повторяет: «Вернись!»

Сто измученных фраз.

А Ольга ответила ему в своей песне «Розовые очки»:

Розовые очки бьются стеклами вовнутрь.

Девочку, что любит сильно, так легко обмануть.

Повзрослела девочка, в сумке красная помада.

Больше ей такой любви не надо, не надо, не надо.

Владимир Угрюмов на всю эту «драму» смотрит с иронией: «В советское время среди писателей была такая расхожая фраза: «Старик, меня это не греет!» Приходит мужик, читает стихотворение, а ему говорят: «Вась, меня это не греет». Вот и здесь: меня не греет. Ключевое в песнях о любви — это искренность. И она видна, ее нельзя спрятать. Можно ругаться, можно плакать, но если это неискренне — это видно. И да простят меня Ольга Бузова, Дава и их поклонники, здесь искренности нет. Вот поет Пугачева сонет Шекспира: «Уж если ты разлюбишь, то теперь. Теперь, когда весь мир со мной в раздоре», — и я чувствую, что это написано кровью. У Бузовой кровью не написано. А почему искренность не чувствуется? Эти песни написаны сытыми людьми. Когда-то один критик заметил: «Почему русские танцуют брейк-данс плохо, а негры — хорошо? Да потому что одни танцевали, чтобы заработать на еду. А другие — просто так, без чувств».

Зачем Моргенштерну мат?

От песен Моргенштерна у многих уши в трубочку сворачиваются: мат там зачастую через строчку. И даже в одной из своих самых, казалось бы, лиричных песен Алишер (это настоящее имя артиста -) тоже матерится:

Но в душе, в неглиже я — романтик Алишер.

Я так верил в эту вашу, …, любовь! А что теперь? Я умней!

У меня: …, деньги, тачки; у меня в сумке — пачки, пачки.

Девочка ночью громко плачет — ну а мне, а мне…

Мне… — тебя люблю, но веду себя так, будто мне…

Потому что я люблю тебя.

Слышишь? Мне… — я люблю, я люблю, я люблю тебя.

Но мне…

Владимир Угрюмов считает все это эпатажем, но не попыткой признаться в чувствах: «Это проявление некого подросткового сознания: я вышел из дома в 12 часов ночи, встал на перекрестке и громко-громко крикнул матом. И тут же сообщаю своему другу Васе: «Знаешь, я сматерился». И тот отвечает: «О, какой ты крутой». К слову, в нормальной блатной среде, где живут по понятиям, или в тюрьме мат считается признаком низкого поведения. Там практически не матерятся, говорят на обычном языке. Человек, который чувствует за собой важность, почти не матерится: так же, как профессиональный боксер не бьет морду направо и налево. А вот разгильдяй, неуверенный в себе, начинает толкать, приставать с вопросом: «Ты меня уважаешь?» То есть задиристость, мат как способ доказать свою важность. И делается это не от большого ума, таланта и понимания значения слова. Причем зачастую этот мат в песнях совсем не к месту. Вот если Пушкин пишет записку: «Сижу на почтовой станции, лошадей нет, трактирщик пьян, по избе ходят две…», — он называет вещи своими именами, и это звучит как определенная оценка окружающего мира. А почему здесь мат раздражает? Он вставлен для того, чтобы быть услышанным. Исполнитель говорит на языке определенной аудитории, зарабатывает деньги. А убери мат — от песни ничего не останется. Они одеваются в мат, а без мата они голые. И это не про искренность.

Грубостью прикрывает неуверенность?

Элджей в своих песнях особой нежностью тоже не отличается, но все-таки восхищается девушкой, о которой поет:

Я смотрел сзади, слева, справа.

Ты… на всю сотню процентов.

И в моем вебмани твой запах,

И мы любим друг друга, как савер.

Не хочу подбирать фразы.

Я хочу тебя всю сразу.

Я хочу тебя на 360,

Все остальные на проводе повисят.

Владимир Угрюмов говорит, что грубость в песнях о любви — прием неновый: «Нормальная грубость. По поводу любви к грубости есть прекрасные литературные пояснения: древние римляне, маркиз де Сад, Леопольд фон Захер-Мазох, Михаил Лермонтов, Федор Достоевский, Жорж Батай, Мишель Фуко и другие авторы. Часто грубостью преодолеваются какие-то комплексы, например, робость, нерешительность. Есть мнение, что сегодня девушки сильнее парней, поэтому им хочется побыть слабыми, беззащитными, а парня видеть «гарцующим» и брутальным. «Да, ты кажешься мне распростертой. И, пожалуй, увидеть я рад, как лиса, притворившись мертвой, ловит воронов и воронят», — так писал Есенин. Но вслушайтесь в музыку есенинских строк!»

Слава Марлоу страдает для популярности?

Песен о счастливой любви у Славы Марлоу не найдешь, а вот о несчастной — сколько угодно. Причем страдает он чаще всего из-за того, что нет денег на девушку мечты:

А ты считаешь деньги в моем кошельке,

И ты любишь только деньгами, я не совсем.

И я вижу, как ты смотришь на этих людей,

У кого есть своя яхта, тачка, бассейн.

А я? Что я? Что я?

Снова я напиваюсь, снова говорю: «Пока!»

Мы несовместимы - у меня пустой карман.

Снова я напиваюсь, снова говорю: «Пока!»

Мы с тобой не будем никогда, никогда, никогда.

Владимир Угрюмов подчеркивает: тема бедного парня и девушки, которая хочет богатства, тоже не нова: «Такие тексты о любви писали со времен Древнего Рима. Если бы певцы знали, насколько это «бородатая» тема, то сами удивились бы. Что же касается страдания… Если поумничать, то скажу, что великий русский философ Семен Франк главную черту русского мировоззрения определял как «познание бытия через переживание», то есть опыт, или «живознание», для русского — всё. Опыт появляется в страдании души, психеи, это знали еще древние греки — помните о «катарсисе» Аристотеля? Жизнь полна страданий, горя и зла — так думал и Шопенгауэр. А если попроще, то почему-то так сложилось в природе, что страдать — престижно, уважительно. Страдальцев любят, жалеют. А кто откажется от лишнего поглаживания и промокания слез?»

«Любимка» от Niletto и «неидеальная» от Крида

От Niletto и Крида сейчас в восторге молодежь. Наверное, многие знают эту песню Егора Крида:

Ты так неидеально идеальна, baby.

У твоего подъезда я пою о любви.

И как тебя забыть, если ты - мои сны.

Ты так неидеально идеальна, baby.

У твоего подъезда я пою о любви.

Что со мной такое, не поймут пацаны.

А вот эта песня Niletto звучит чуть ли не из каждого утюга:

Время пострелять, между нами пальба.

Упал, пал, попадаешь в сердце, остаешься там, любимка.

Я просто трачу себя, я просто трачу себя,

Всего себя на тебя.

Владимир Угрюмов считает лексику в этих песнях ярким примером того, как именно поменялись песни о любви: «В разные времена признание могло отличаться языком, образами, воспринимаемыми именно в это время, близкими к пониманию современниками автора. И если кто-то в восторге от любимки — пусть так сейчас и будет. Вспомним, что декламировал на улицах Древнего Рима Катулл, обращаясь к своей возлюбленной Лесбии, как он любил ее и ненавидел. Вспомним Сергея Есенина и его «Москву кабацкую» — и в то же время вспомним его стихи о безграничной нежности. Но были и другие образцы великой поэзии любви. Петрарка, Пушкин, Баратынский. Вот только жаль, что их забыли… Получается, ничего нового, но всегда впервые. Пусть два человека говорят о любви на языке, приятном для их ушей, для их сердец. А потом из всего множества «любимок» в языке останется самое важное, а все остальное забудется».